Она не в состоянии убежать от них. Это она чувствовала. Поэтому метнулась к амбару, думая, что если удастся спрятаться в старом погребе и запереться там изнутри, то можно спастись. Дом сейчас находился между ней и этими созданиями, и она надеялась, что под его прикрытием удастся успеть незаметно спрятаться в погребе, но еще раньше, чем смогла добежать до амбара, она услышала за спиной стук костей. Рычание и хриплое дыхание. Она на бегу обернулась через плечо. Они настигали ее, скорость их движения превышала человеческие возможности. Стремительный поток обогнул дом, захлестнул участок. Маленькие ручки схватили ее за бедра, стараясь раздвинуть ноги и вцепиться в пах. Они кишмя кишели вокруг, тянули к земле, она споткнулась об одного из них и упала лицом вперед. Один, судя по повадкам - лидер, взобрался на пень рядом с развешенным для сушки бельем и в нетерпении подпрыгивал, размахивая чем-то, напоминающим маракас [1] , сделанный из черепа крысы.

Создания вблизи оказались еще меньше, чем она думала, не выше двух футов ростом, но все крепко сбитые и вооруженные, а главное - их было слишком много. Они перевернули ее на спину, один держал за голову, по двое навалились на руки, еще по двое - на ноги, стремясь их раздвинуть как можно шире.

Один продолжал хватать ее за промежность.

Она зарыдала, забилась в истерике, но и сквозь слезы не могла не заметить, что этих тварей сопровождал отнюдь не рой пчел или жуков, а полчища мошкары. Причем мошкара была какой-то странной, пугающей, совершенно не похожей на обычных земных насекомых.

Бабочка с лицом плачущего младенца устроилась у нее на носу, плюнула и улетела.

Она понимала, что сейчас погибнет, и отчаянно заорала изо всех сил в надежде, что кто-нибудь - возвращающийся Хьюб, проходящий пешеход, соседский фермер - может услышать ее, но клоунообразным монстрам, казалось, не было никакого дела до ее воплей. Они даже не пытались заткнуть ей рот. Они позволяли ей орать, и их полное равнодушие, их уверенность, что никто не придет на помощь, более чем что-либо иное убеждали в полной безнадежности ее участи.

Создание, державшее ее за голову слева, вдруг открыло зеленогубый рот. Послышались фортепьянные аккорды.

Тот, с крысиным черепом, продолжал прыгать на пне, тыкать в ее сторону и орать, при этом он издавал звуки струнного квартета.

У нее больше не было сил вопить, она только рыдала, заливаясь слезами и соплями, которые не было возможности утереть.

На грудь ей положили череп опоссума.

Словно во сне она услышала шум мотора грузовика Хьюба, подъезжающего к дому. Хлопнула дверца. Он громко позвал ее по имени. На долю секунды мелькнула мысль заорать что есть мочи, предупредить об опасности, крикнуть, чтобы убирался побыстрее, пока цел. Но любовь ее была не столь альтруистичной; ей не хотелось погибать тут одной, в окружении этих монстров. Она хотела, чтобы муж , спас ее, и громко позвала его.

- Хьюб!

- Пэтти!

- Хьюб!

Она хотела сказать еще что-то, хотела передать дополнительную информацию, крикнуть, чтобы схватил свой дробовик и разнес всю эту братию к чертям собачьим, но мозг и губы отказывались повиноваться, и она просто продолжала истерически выкрикивать его имя.

- Хьюб! Хьюб!

Ее приподняли, наклонили вперед, чтобы она смогла увидеть, как ее муж выскакивает из-за угла дома и врезается в стену из маленьких клоунов. Они мгновенно облепили его голову, грудь, повисли на руках и ногах и повалили на землю. Взметнулось оружие - кости, бейсбольные биты, черепа, конские копыта.

Тот, на пне, яростно прыгал, призывая к убийству Хьюба голосом струнного квартета.

Они забили его насмерть под звуки симфонии.

Мичиган

Это была настоящая жизнь.

Дженнингс пробирался вслед за егерем через густой кустарник, держа лук на изготовку. В прошлом году он возил Глорию в Палм-Спрингс, в позапрошлом - на Гавайи, но в этом, слава Богу, ему удалось настоять на своем, и они купили тайм-шер в Северный Мичиган. Он вознамерился в кои-то веки удовлетворить собственное желание, и если из этого следовало, что Глории придется либо сидеть перед телевизором в домике, либо шататься по единственному универмагу этого занюханного городка, значит, так тому и быть.

На двухнедельное пребывание он заказал несколько коротких охотничьих вылазок. Одна однодневная утиная охота. Одна охота на медведя, с ночевкой.

И эта.

Трехдневная охота с луком.

Из всех трех последняя виделась ему самой лучшей, самой увлекательной. Он никогда раньше не охотился с луком и стрелами, и хотя потребовалось определенное время для освоения специфики и возможностей нового вида спорта, егерь Том сказал, что он будто создан для этого. Он сам это чувствовал и находил, что охота с луком имеет дополнительные преимущества. Она давала возможность ощутить более полную слитность с природой, почувствовать себя органичной частью лесной жизни, а не дилетантом-интервентом, и это придавало особое удовольствие процессу охоты. Привносило дополнительное возбуждение. Пусть они пока не могли похвастаться ни одним трофеем, даже промахи волновали больше, чем иные удачи ружейной охоты.

Их было четверо - Том, он сам, Джуд Вайс, отставной шериф из Аризоны, и Уэбб Дебойяр, авиадиспетчер из Орландо, Флорида. Джуд с Уэббом остались в лагере, а Том повел его одного по следу оленя. В случае удачи открывалась перспектива водрузить дома над камином рога поваленного зверя.

Они шли по следам оленя, здорового быка, уже с полудня. По часам Дженнингса уже перевалило за три. Как быстро течет время, однако. Находиться здесь, ощущать свое слияние с природой - одно удовольствие. Он не мог припомнить, когда еще чувствовал себя так хорошо.

Внезапно Том вскинул руку, призывая его остановиться.

Дженнингс замер и проследил за взглядом егеря.

Олень.

Животное неподвижно стояло в густом кустарнике за огромной засохшей елью. Дженнингс вполне мог бы и не заметить его, ломиться дальше, спугнуть зверя, и момент для выстрела был бы упущен, но Том ориентировался в лесу, как на своей ладони, поэтому и успел его засечь.

От резкого выброса адреналина вскипела кровь. Нервничая и стараясь вести себя как можно тише, он переместил лук, заправил стрелу и натянул тетиву. План был прост: он стреляет в оленя, и если не убьет наповал, Том должен завершить дело.

Когда они обговаривали это на кордоне, перед выходом, Дженнингсу были несколько неприятны подробности, однако сейчас сама идея кинуться на животное с огромным охотничьим ножом, вступить с ним в рукопашный бой и вырезать его сердце показалась ему вершиной жизненного опыта, и ему захотелось, чтобы Том научил его, как это делается. Олень шевельнулся, поднял голову, посмотрел в его сторону.

- Давай! - крикнул Том. Дженнингс "нацелил стрелу и отпустил тетиву. Ему удалось свалить оленя с первого выстрела. Том, выставив нож, моментально рванулся вперед, ломая на своем пути мелкий подрост и кустарник. Дженнингс, не думая, кинулся следом за егерем, который уже навалился на животное и располосовал брюхо.

Покрытая шерстью шкура раздалась, содержимое желудка вывалилось наружу.

Из разверстой раны появилось тело его отца. Дженнингс уронил лук и отшатнулся. В глотке мгновенно пересохло. Том тоже отпрыгнул прочь от животного с выражением ужаса и непередаваемого страха на лице. С ножа все еще капала кровь; он крепко сжимал рукоятку, направив лезвие от себя.

Дженнингс почувствовал горячее сырое тепло между ног и понял, что обмочил штаны. Хотелось заорать, но не было сил. Ни он, ни Том до сих пор не произнесли ни слова, ни звука.

Отец встал на ноги. Он был в костюме, но и костюм, и лицо были полностью покрыты кровью и чем-то липким. Он оказался гораздо меньше, чем был при жизни, почти карликом. Но при этом совсем не постарел или по крайней мере возраст никак не отразился на его внешности. Первоначальной мыслью Дженнингса было, что отец не умер, что они похоронили другого мужчину, но он зрительно прекрасно помнил тело отца и был уверен, что отец давно мертв, а это... какой-то монстр.